Ядром нормативной системы современных государств служат конституционные акты, определяющие основы государственного и общественного строя и поэтому наделенные уникальными юридическими свойствами – верховенством и стабильностью. В связи с повышением уровня автоматизации государственной и общественной деятельности все чаще озвучиваются призывы ввести искусственный интеллект в Конституцию России.
Предлагаются конституционные поправки, связанные с расширением гарантий неприкосновенности частной жизни, «закреплением на конституционном уровне принципа открытости алгоритмов в целях прозрачности работы искусственного интеллекта»[1], прав на равный доступ к технологиям, повышающим человеческий потенциал, фиксацией в конституции общих принципов доступа к когнитивным улучшениям. Не отрицая важности перечисленных вопросов, все же нельзя согласиться с тем, что их нужно решать путем внесения конституционных поправок.
Во-первых, большинство из перечисленных вопросов находятся в сфере определения принципов правового статуса личности. Соответствующие конституционные нормы расположены в главе 2 Конституции России, которая не может быть изменена путем внесения поправок. Предложения об изменении норм этой главы могут быть реализованы лишь путем пересмотра Конституции. То есть ценой предлагаемых новаций будет отмена всего нынешнего конституционного текста и принятие новой Конституции России. На наш взгляд, эта цена чрезмерна.
Во-вторых, предлагаемые поправки формулируются в качестве конституционных принципов применительно к регулированию искусственного интеллекта в целом. Ранее мы аргументировали, что на данном историческом этапе в условиях слабого искусственного интеллекта вряд ли целесообразно его правовое регулирование как такового. Возможно регулирование отдельных технологии, а не самого искусственного интеллекта как некой антропоморфной сущности. Однако отдельные информационные технологии вряд ли представляют из себя достаточно значимый объект для конституционного регулирования.
В-третьих, необходимость быстрой конституционной реакции на преходящие ценности изменчивого информационного общества опровергается практикой наиболее развитых зарубежных государств. Ни в США, ни в КНР, ни в Европейском Союзе быстрое развитие технологий искусственного интеллекта не привело к появлению новых конституционных норм. Равно и их отсутствие не стало препятствием ни для реализации конституционного статуса личности, ни для развития новых технологий.
Преждевременность конституционных поправок, однако, не отменяет необходимости осмысления влияния технологий искусственного интеллекта на конституционные основания государственной и общественной жизни. Судя по постоянно возрастающему количеству публикаций, большую актуальность для юридического сообщества представляет дискуссия о возможности трансформации правового статуса личности и придании правосубъектности носителям искусственного интеллекта, так называемым «электронным лицам». Несмотря на очевидную схоластичность рассуждений о возможности определения их статуса по аналогии с правовым статусом гражданина, научная литература полна соображений по поводу ответственности носителей искусственного интеллекта, их волевых актов и прочих проявлений почти человеческого разума. Полагаем, что их нельзя воспринимать в качестве факторов правовой реальности. И не только в связи с относительной неразвитостью технологий искусственного интеллекта. Утверждение правосубъектности искусственного интеллекта противоречит конституционной логике признания человека, его прав и свобод высшей ценностью. Если технологический прогресс достигнет уровня сильного искусственного интеллекта, это должно привести не к конституционным поправкам, а к полному пересмотру всего правопорядка. А в системе существующей конституции электронным лицам места пока нет.
Нельзя игнорировать и то обстоятельство, что дискуссия о правосубъектности систем искусственного интеллекта инициирована прежде всего в интересах крупных IT-компаний. Наделение электронных лиц правами и обязанностями в наибольшей степени соответствует заинтересованности их производителей в освобождении от ответственности за действия автономных систем и переложении этого бремени на пользователей или, еще лучше, на самих носителей искусственного интеллекта. В последнем случае иллюзорность правового статуса электронного лица будет означать фактическую безответственность его создателей. Поэтому конституционное признание правосубъектности электронных лиц представляется делом далекого и вовсе не обязательно благоприятного для человека будущего.
[1] Филипова И.А. Правовое регулирование искусственного интеллекта учебное пособие, 2-е издание, обновленное и дополненное / И.А. Филиппова. – Нижний Новгород: Нижегородский госуниверситет, 2022. – С. 123-128.