Определение искусственного интеллекта в законодательстве России
Внедрение цифровых технологий робототехники создает новую проблематику юридической науки и практики. В жизни людей возникают принципиально новые отношения, участниками которых становятся роботы – носители искусственного интеллекта. Уже сейчас мы можем побеседовать с ботом в чате, поговорить с голосовым помощником по телефону, существуют реализованные технологии беспилотного транспорта. В то же время общепризнанные этические и правовые требования к искусственному интеллекту еще не выработаны, в этой области существуют лишь экспериментальные решения.
Легальное определение искусственного интеллекта дано в акте, также имеющем экспериментальное значение – Федеральном законе от 24 апреля 2020 г. № 123-ФЗ «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для разработки и внедрения технологий искусственного интеллекта в субъекте Российской Федерации – городе федерального значения Москве и внесении изменений в статьи 6 и 10 Федерального закона «О персональных данных», определяющем условия для внедрения технологий искусственного интеллекта в субъекте Российской Федерации – городе федерального значения Москве.
Согласно закону «искусственный интеллект – это комплекс технологических решений, позволяющий имитировать когнитивные функции человека (включая самообучение и поиск решений без заранее заданного алгоритма) и получать при выполнении конкретных задач результаты, сопоставимые, как минимум, с результатами интеллектуальной деятельности человека». Эта же формулировка рекомендована Предварительным национальным стандартом РФ ПНСТ 553-2021 «Информационные технологии. Искусственный интеллект. Термины и определения»[1] для использования в нормативных документах, правовой, технической и организационно-распорядительной документации, научной, учебной и справочной литературе.
В приведенном выше определении, уровень интеллектуальной деятельности человека рассматривается лишь как минимально допустимый для искусственного интеллекта. То есть по замыслу законодателей носитель искусственного интеллекта должен быть более разумным, чем человек. Это позволяет поставить вопрос о правосубъектности систем искусственного интеллекта.
Электронное лицо
О наделении в перспективе роботов особым правовым статусом также говорится в правовых актах зарубежных стран. Например, в Резолюции Европарламента от 16 февраля 2017 г. № 2015/2103 «Нормы гражданского права о робототехнике» сказано, что «по меньшей мере наиболее сложно организованные автономные роботы могут наделяться статусом электронных лиц и нести ответственность за причиненный ими ущерб в тех случаях, когда они принимают решения автономно или иным образом самостоятельно взаимодействуют с третьими лицами».
Благодаря концептуальному признанию на общеевропейском уровне понятие «электронное лицо» получило распространение в научной и учебной литературе. Оно широко используется и в отечественной доктрине цифрового права. Выработаны по крайней мере три подхода к определению правосубъектности электронных лиц.
1. Электронное лицо как личность
Первый подход основан на сопоставлении электронного лица с физическим лицом и фактическом придании носителю искусственного интеллекта правового статуса человека. Существует интересный и неоднозначный опыт приема человекообразного робота София в гражданство Саудовской Аравии.
Критики этого подхода указывают, что в данном случае робот, по крайней мере теоретически, будет обладать правами человека, такими как право на достоинство, право на неприкосновенность, право на получение вознаграждения за труд. Это не согласуется с идеологией признания человека, его прав и свобод высшей ценностью, лежащей в основе правопорядка современных государств. Придание носителю искусственного интеллекта правового статуса человека потребует не только осознания субъектности электронного лица, но и принципиального пересмотра модели правового статуса личности.
2. Электронное лицо как юридическое лицо
Второй подход исходит из принципиальной возможности определения статуса электронного лица на основе аналогии юридического лица. В данном случае применяется прием юридический фикции, допускающий возможность условного наделения электронных лиц статусом субъектов права с обособленным имуществом, которое формируется человеком – пользователем электронного лица. В этом случае электронное лицо выступает, например, как агент, действующий автономно, но в интересах определенного лица. Например, в сфере биржевой торговли электронное лицо может быть обучено для совершения сделок по определенному алгоритму со скоростью, недоступной человеку (High-frequency trading – HFT). Закрепление за электронным лицом обособленного имущества, по аналогии с имуществом организации, позволяет решить проблему возмещения убытков, возникших в результате деятельности электронного агента. Признание за ним специальной правоспособности обеспечит юридическую силу его решениям. Критики этого подхода отмечают, что правовой статус робота не может быть выведен из модели юридического лица, поскольку последнее подразумевает существование людей, которые представляют его и руководят его деятельностью.
3. Электронное лицо как аналогия англосаксонского траста
Третий подход основан на аналогии англосаксонского траста. Однако этот режим чрезвычайно сложен, требует специализированных навыков и не решит проблему ответственности. Еще более важно то, что такой подход все равно будет подразумевать существование человека – доверительного управляющего – ответственного за управление роботом.
Заключение
Перечисленные подходы вряд ли можно считать готовыми решениями. Вера в подобие искусственного интеллекта человеческому сознанию основана на переоценке реальных возможностей даже самых совершенных технических систем, поверхностном понимании способности к самообучению, а также неверном восприятии роботов, искаженном научной фантастикой.
Нельзя игнорировать и то обстоятельство, что дискуссия о правосубъектности систем искусственного интеллекта инициирована прежде всего в интересах их производителей. Наделение электронных лиц правами и обязанностями соответствует заинтересованности крупных IT-компаний в освобождении от ответственности за действия автономных систем и переложении этого бремени на пользователей или на самих носителей искусственного интеллекта. В последнем случае иллюзорность правового статуса электронного лица будет означать фактическую безответственность его создателей. Поэтому признание правосубъектности электронных лиц представляется делом далекого и вовсе не обязательно благоприятного для человека будущего.
Следует предостеречь и от ошибочной недооценки возможностей искусственного интеллекта. В среде юристов часто высказывается упрек в адрес систем искусственно интеллекта по поводу того, что с их помощью нельзя механизировать девиантное поведение, поскольку технология не может воспроизвести иррациональную природу человека. Это не так – искусственный интеллект не имеет доступа к абсолютной истине, он обучается людьми на основе опыта человеческой деятельности. И если противоправное поведение оказывается для многих людей нормой, то девиантными могут быть и решения, принимаемые искусственным интеллектом, обученным на их опыте.
[1] URL: https://bit.ly/3g09skg